#np - Naomi Scott - Speechless

Хванун дергается, когда его хватают за руку. Смотрит зло, оборачиваясь через плечо. Так, как только он умеет. Колючим, неприятным взглядом. Но Минсок, кажется, начисто одержим, и его это не пугает. Хотя большинство труппы уже бы в панике одернуло руку. Ё Хванун поджимает губы, слушая это все, про больницу. - Ничего особенного. Пара ушибов. Не было сломано ничего. Вам всем показалось. - Хванун морщится, кажется, презрительно. На деле же от воспоминаний. У него была сломана рука, пара трещин в бедре, вывихи. То падение, о котором говорит Минсок и правда бы могло поставить огроменный жирный крест на танцевальной карьере человека. Но у Хвануна впереди вечность. Он не человек. В клинике Сэналь, скорая которой приехала, его подлатали колдуны, да и сыграла немалую роль регенерация бакэнеко. Обалдели все в труппе. Но и им он рассказал сказу про пару ушибов. Хорошо, что перелом был не открытый. Хорошо, что он успешно притворился, что не так уж и больно. - Отпусти. - он устало закатывает глаза. - Не стоило волноваться. - Он говорит это спокойно, даже мягко.

   Его перехватывают уже за локоть. И тирада продолжается. Звериная сущность призывает оставить царапину на все лицо и удрать. Но это желание он успешно в себе давит. Он же не подросток какой, чтобы так себя вести. О, он взрослый. Взрослый разозлённый зверь. Который отталкивает Минсока к стене и в лучших традициях аниме, пускай и уступая в росте, прижимает того к стене, преграждая путь к отступлению рукой. - Ты хочешь запомнить? Серьёзно? Мои черты лица? - вся осторожность, всё понимание того, что охотником может оказаться кто угодно, даже член труппы, даже этот художник - летит к чертям, глубоко. Потому что у Хвануна уже стремительно чернеют глаза, становясь сплошными звериными бусинками. Он продолжает так же неотрывно смотреть на Минсока, когда хищно улыбается остреющими на глазах зубами, и мордой куницы. Частичная трансформация пока дается не так хорошо, как хотелось бы. Хванун не доводит её до конца возвращаясь в человеческое обличие. Это длиться не дольше пяти секунд. - Запомнил? - а вот теперь Его колотит. Бьёт крупной дрожью. Потому что Ё понимает, как сильно прокололся. Понимает, что если кто-то узнает, то труп его даже не найдут. Потому что охотники внимательно слушают подобные бредни. - Уходи, оставь меня. - это уже истерическое. Потому что итати буквально отскакивает к противоположной стенке, сползая по ней, в попытке угомонить зарождающуюся истерику. А по щекам некрасиво растекается сценический макияж.

    Он не попытался убить Минсока, чтобы сохранить своб жизнь. Он не попытался даже защититься. Кажется, 60 лет - самое время умирать. Он не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Просто тупо смотрит на свои трясущиеся руки и думает о том, что люди совершенно не умеют молчать. И уже завтра-послезавтра это дойдет до штаба охотников. наверное, ему стоит написать записку для труппы и свалить к чертям на Изнанку. Или вообще подальше из Сеула. Проблема в том, что у него почти нет сбережений. В театре платят негусто. А домой он не вернется ни за что, это все еще не вариант. - Чего тебе, черт возьми, от меня нужно. Почему я... - откидывает голову назад, прижимаясь затылком к кирпичной кладке. Дышит глубоко, смаргивая непрошенные вовсе слёзы с глаз. Прижимает ладонь к лицу, зажимая нос несильно, чтобы сдержать все рвущееся наружу. Это был максимально глупый поступок. Сейчас бы взять телефон. Нажать тревожную кнопку, вызвать стражу Пэху.  Но он сидит вот так на корточках, касаясь спиной прохладного кирпича и просто не способен пошевелиться. Кажется, люди называют это "парализован страхом". И, как оказывается, ничто человеческое ему не чуждо.

   Видит небо, он пытался быть человеком. Сказал "нет" более пяти десятков раз. Отталкивал всеми силами. Но некоторые, словно бы не понимают отказов. Он ерошит выкрашенные в пшеничный блонд волосы,  кривит губы в нервной улыбке сквозь непроизвольно катящиеся из глаз слёзы. Как это, представлять свою скорую смерть?